Мастером сюжетной лирической повести на историческую тему показал себя Н. М. Карамзин в «Наталье, боярской дочери», послужившей переходом от «Писем русского путешественника» и «Бедной Лизы» к «Истории государства Российского». В этой повести читателя встречает любовная история, перенесенная во времена Алексея Михайловича, воспринимаемые условно как «царство теней». Перед нами соединение «готического романа» с семейным преданием, основанным на любовном происшествии с неизбежным благополучным исходом, ― все совершается в идеальной стране, среди самых добродушных героев. <span>Именно в этой повести Н. М. Карамзин обратился к человеку русскому во всех отношениях. Произведение начинается обращением к читателям, вспомним вступление: «Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное свое платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу, т. е. говорили, как думали?» </span> <span>Автор даже позволяет себе слегка подтрунивать над собственным и совсем недавним пламенным европеизмом ― его героиня «имела все свойства благовоспитанной девушки, хотя русские не читали тогда ни Локка „О воспитании“, ни Руссова „Эмиля“». </span> <span>Собственно, «Наталья, боярская дочь» ― прощание с молодостью, с ее несбыточными мечтами и заблуждениями. Н. М. Карамзин разочаровался не в «древних камнях» Европы, а в том, что последовало за Великой французской революцией. Повесть была своеобразным карамзинским заявлением о том, что у нас «особенная стать». История в повести еще довольно условна и носит статичный характер; но муза Клио, еще не вполне выявив свой лик, властно звала к себе Н. М. Карамзина. До взаимной и счастливой любви на всю жизнь оставалось лишь несколько шагов. Скрыто-насмешливое упоминание кумира юности ― Ж. Ж. Руссо означало лишь, что искать мудрости следует не только в путях-хождениях за тридевять земель, но и у себя дома. </span> <span>«Наталья, боярская дочь» ― печать излюбленной мысли писателя о том, что прошлое только тогда не прошло, когда его любишь; таланту же русскому всего ближе прославлять русское, тем более что следует приучать сограждан к уважению всего собственного, родного. Если подходить с сегодняшними мерками, то история в повести еще только панорама – сценический задник для действующих лиц, щеголяющих в пестрых кафтанах времен Алексея Михайловича. Но все уже устами возлюбленных в «Наталье, боярской дочери» заговорила ― впервые! ― простодушная допетровская Русь, и автор почувствовал себя не подражателем Лоренса Стерна, а художником, питомцем землян отчич и дедич.</span>
У Анны Алексеевны не хватило мужества отказаться от привычного уклада, что-то изменить в себе. Не хватало смелости и уверенности в себе, чтобы признаться в своих чувствах Алехину. Я люблю этот рассказ за то, что он учит нас быть решительными. Не стоит ждать "лушчего времени", надо действовать. Ведь можно прожить все жизнь в несчастье, не сделав когда-то смелый шаг .
