Персонажи.
<u>Полковник</u> <u>Наказываемый</u>
Высокий военный в шинели и фуражке Оголённый по пояс человек, привя-
занный к ружьям двух солдат. Спина
его-- что-то пёстрое, мокрое, красное,
неестественное.
Шел твёрдой, подражающей Дёргаясь всем телом, шлёпая ногами по
походкой. талому снегу...подвигался ко мне, то опрокидываясь назад-- и тогда унтер- офицеры, велшие его за ружья, толкали
его вперёд, то падал наперёд-- и тогда
унтер-офицеры...тянули его назад.
Румяное лицо и белые усы Сморщенное от страдания лицо.
с бакенбардами.
Твёрдым шагом двигалась высокая, Спотыкающийся, корчащийся человек.
статная фигура.
<u>МУЗЫКА</u>
Бал был чудесный: зала прекрасная, с хорами,
музыканты — знаменитые в то время
крепостные помещика-любителя
В душе у меня все время пело и изредка
слышался мотив мазурки.
Но это была какая-то другая, жесткая, нехорошая, музыка.
Объяснение:
однажды, я поехал в парк с родителями. У этого парка была легенда, захватывающая дух, но мои родители не верили в это. Когда мы приехали, я первым делом побежал на американские горки, они были больше тех, что я видел до этого, и выглядели они очень завораживающее и даже пугающе, но меня это не остановило. Поскольку мы поехали вечером, людей было не очень много. Я сел на первую повозку, и мы поехали. Мы ехали, как мне казалось не меньше часа, и на середине, когда мы были вниз головой, горки остановились. Мне стало очень страшно, я посмотрел на блок управления, и понял что там никого нет, я начал искать глазами своих родителей, и их не обнаружилось, рядом со мной никого не было. Вообще. Мне казалось, что это сон, я пытался проснуться, но ничего не выходило. Я закрыл глаза на несколько минут, а когда я их открыл, понял что мы едем. Не по горке. Домой. Мои родители весело что то обсуждали. Я спросил
их как мы провели время, они сказали что все было замечательно. я так и не понял, что это было, но точно не сон.
Герой трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» , инок Чудова монастыря Григорий Отрепьев, «бедный черноризец» , «монашеской неволею скучая» , бежавший из Москвы «к украинцам в их буйные курени» , чтобы объявиться затем в Польше под именем спасенного царевича Димитрия и в этом облике заявить права на трон московский, избрав своей жертвой того, кто на нем сидит. Хотя трагедия Пушкина названа именем другого лица, Самозванец в полной мере является ее героем и в этом качестве сопоставим только с Борисом Годуновым.
Расположение главных персонажей в системе событий делает неизбежной коллизию, перерастающую в драматургический конфликт. Между тем смысл трагедии несводим к борьбе Бориса и Самозванца за обладание венцом и бармами Мономаха. С этой точки зрения существенно дополнение, внесенное Пушкиным в первый вариант названия: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве» . Тут обнаруживается парадоксальная общность героев, политическая судьба которых осмысливается в отношении к судьбе народной. Вовлеченные в противоборство, они, эти герои, приносят настоящую беду государству московскому. Оба приобретают власть путем физического устранения законного наследника (Борис — Димитрия, Самозванец — Федора, сына Годунова) , оба — детоубийцы, лжесвидетели и самозванцы, принесшие на Русь «страшное, невиданное горе» . Подобие героев не означает тождества. Различия между ними проявляются на разных уровнях: от сюжетики до художественной поэтики
Герой Пушкина — это в самом деле «сосуд диавольский» (по аттестации Патриарха) , дожидающийся, чтобы его наполнили каким-либо содержанием, чтобы его волю к власти увязали с какими-то геополитическими интересами. Первые критики трагедии упрекали Пушкина в том, что его С. «не имеет решительной физиономии» (П. А. Катенин) . Казавшееся современникам серьезным упущением поэта на самом деле плод художественного замысла. Таков сей «сосуд диавольский» , что постоянно перевоплощается, меняет личины и весь свой облик (точно хамелеон ).
Пушкин отмечал «романтический и страстный характер моего авантюриста» . Он одержим страстями; ему, по словам Пушкина, «очень подходит» любовная интрига. Страсти, владеющие душой Самозванца, «гордыней обуянной» , рождают «бесовские мечтанья» , но они же, по закону романтической иронии сохраняют в нем человеческое начало, непонятное и недоступное тем, кто использует его как орудие собственных интересов (прежде всего Марине Мнишек) .
<span>Страстная натура героя не дает угаснуть живым человеческим чувствам. С. предельно искренен в любви (Марина насквозь лицемерна) , он почти рыдает над издыхающим конем; по-царски величественно и милосердно требует щадить русскую кровь. Однако он не царь и не царевич, а самозванец, который своим самозванством дал «предлог раздоров и войны» . По мере того как раздор и война охватывают государство московское, герой стушевывается и исчезает из действия за несколько сцен до окончания трагедии. Его роль, начатая с пробуждения в келье Пимена и с рассказа о проклятом сне, — сном и заканчивается. Последняя ремарка, относящаяся к Самозванцу: «Ложится, кладет седло под голову и засыпает» . Явившийся из сновидений герой-фантом символически возвращается туда, откуда пришел.</span>