Том! Нет ответа. — Том! Нет ответа. — Удивительно, куда мог деваться этот мальчишка! Том, где ты? Это старенькая тетя Полли зовет оставшегося на ее попечении озорника Тома. Проказник в это время в чулане поедает варенье. Тетя уже собралась отстегать его за это прутом, но мальчишка отвлек ее внимание, перемахнул через забор и удрал. Тетя любит и даже балует сына своей покойной сестры, однако церковь говорит ей: «Кто жалеет розги — тот губит ребенка». Тома надо наказать — заставить в праздник работать. А то ведь совсем распустится! Том в школу не ходил, а весело провел время, купаясь. Его выдает сводный младший брат Сид — послушный мальчик, ябеда и тихоня. Том убегает и бродит по городку до самого вечера, с удовольствием задираясь с другими мальчишками. На следующее утро тетя все-таки изловила Тома и заставила его белить почти тридцатиметровый высокий забор. Изобретательный мальчишка пытается уговорить сделать эту работу маленького раба — чернокожего Джима, но тот очень боится «старой миссис». Внезапно Тому пришла в голову блестящая мысль: он притворился, что для него белить забор — одно удовольствие. Окрестные мальчишки подходили подразнить и его и… выкупали право побелить хоть немного за ребячьи сокровища: алебастровые шарики, пищалки, недоеденные яблоки… И даже дохлую крысу с привязанной к ней веревкой, чтобы было удобнее вертеть.
Татьяна
«Татьяна — существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины. При счастии взаимности любовь такой женщины — ровное, светлое пламя; в противном случае — упорное пламя, которому сила воли, может быть, не позволит прорваться наружу, но которое тем разрушительнее и жгучее, чем больше оно сдавлено внутри. Счастливая жена, Татьяна спокойно, но тем не менее страстно и глубоко любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям, но не по рассудку, а опять по страсти, и в этой жертве, в строгом выполнении своих обязанностей нашла бы свое величайшее наслаждение, свое верховное блаженство. И все без фраз, без рассуждений, с этим спокойствием, с этим внешним бесстрастием, с этою наружною холодностью, которые составляют достоинство и величие глубоких и сильных натур».
«Это дивное соединение грубых, вульгарных предрассудков с страстию к французским книжкам и с уважением к глубокому творению Мартына Задеки возможно только в русской женщине. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви, ничто другое не говорило ее душе, ум ее спал...»
«Для Татьяны не существовал настоящий Онегин, которого она не могла ни понимать, ни знать; следовательно, ей необходимо было придать ему какое-нибудь значение, напрокат взятое из книги, а не из жизни, потому что жизни Татьяна тоже не могла ни понимать, ни знать. Зачем было ей воображать себя Кларисой, Юлией, Дельфиной? Затем, что она и саму себя так же мало понимала и знала, как и Онегина».
«Татьяна не могла полюбить Ленского и еще менее могла полюбить кого-нибудь из известных ей мужчин: она так хорошо их знала, и они так мало представляли пищи ее экзальтированному, аскетическому воображению...»
«Есть существа, у которых фантазия имеет гораздо более влияния на сердце, нежели как думают об этом. Татьяна была из таких существ».
После дуэли, отъезда Онегина и посещения Татьяной комнаты Онегина «она поняла наконец, что есть для человека интересы, есть страдания и скорби, кроме интереса страданий и скорби любви... поняла, но только умом, головою, потому что есть идеи, которые надо пережить и душою и телом, чтоб понять их вполне, и которых нельзя изучить в книге. И поэтому книжное знакомство с этим новым миром скорбей если и было для Татьяны откровением, это откровение произвело на нее тяжелое, безотрадное и бесплодное впечатление; оно испугало ее, ужаснуло и заставило смотреть на страсти, как на гибель жизни, убедило ее в необходимости покориться действительности, как она есть, и если жить жизнию сердца, то про себя, во глубине своей души, в тиши уединения, во мраке ночи, посвященной тоске и рыданиям. Посещения дома Онегина и чтение его книг приготовили Татьяну к перерождению из деревенской девушки в светскую даму, которое так удивило и поразило Онегина».
«Татьяна не любит света и за счастие почла бы навсегда оставить его для деревни; но пока она в свете — его мнение всегда будет ее идолом, и страх его суда всегда будет ее добродетелью... Но я другому отдана, — именно отдана, а не отдалась! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, в высшей степени безнравственны... Но у нас как-то все это клеится вместе: поэзия — и жизнь, любовь — и брак по расчету, жизнь сердцем — и строгое исполнение внешних обязанностей, внутренне ежечасно нарушаемых... Восторженные идеалисты, изучившие жизнь и женщину по повестям Марлинского, требуют от необыкновенной женщины презрения к общественному мнению. Это ложь: женщина не может презирать общественного мнения, но может жертвовать им скромно, без фраз, без самохвальства, понимая всю великость своей жертвы, всю тягость проклятия, которое она берет на себя, повинуясь другому высшему закону — закону своей натуры, а ее натура — любовь и самопожертвование...»
1)часть В лесу в окрестностях Немеи поселился огромный лев, который уничтожал скот и убивал мирных жителей. Льву не могло причинить вред никакое оружие, но Геракл все же отправился убить его по приказу царя Эврисфея.
После недолгой прогулки по лесу, лев выпрыгнул из зарослей к Гераклу, взревел и надменно остановился перед храбрым героем. Ни стрела пущенная Гераклом, ни удар дубиной по голове льва не причинили ни малейшего вреда могучему зверю. Вскоре льву надоели эти игры, и он убежал в свое пещерное логово.



В глубокую пещеру Геракл вошел с голыми руками. Зверь выпрыгнул из темноты, но герой после продолжительной борьбы сумел задушить Немейского льва.