<span>Неизвестно, каким образом в департаменте все вдруг узнали, что у Акакия Акакиевича новая шинель и что уже капота более не существует. Все в ту же минуту выбежали в швейцарскую смотреть новую шинель Акакия Акакиевича. Начали поздравлять его, приветствовать, так что тот сначала только улыбался, а потом сделалось ему даже стыдно. Когда же все, приступив к нему, стали говорить, что нужно вспрыснуть новую шинель и что, по крайней мере, он должен задать им всем вечер, Акакий Акакиевич потерялся совершенно, не знал, как ему быть, что такое отвечать и как отговориться. Он уже минут через несколько, весь закрасневшись, начал было уверять довольно простодушно, что это совсем не новая шинель, что это так, что это старая шинель. Наконец один из чиновников, какой-то даже помощник столоначальника, вероятно для того, чтобы показать, что он ничуть не гордец и знается даже с низшими себя, сказал: «Так и быть, я вместо Акакия Акакиевича даю вечер и прошу ко мне сегодня на чай: я же, как нарочно, сегодня именинник». Чиновники, натурально, тут же поздравили помощника столоначальника и приняли с охотою предложение.
</span><span>Он остановился весьма неловко среди комнаты, ища и стараясь придумать, что ему сделать. Но его уже заметили, приняли с криком, и все пошли тот же час в переднюю и вновь осмотрели его шинель. Акакий Акакиевич хотя было отчасти и сконфузился, но, будучи человеком чистосердечным, не мог не порадоваться, видя, как все похвалили шинель. Потом, разумеется, все бросили и его и шинель и обратились, как водится, к столам, назначенным для виста. Все это: шум, говор и толпа людей, — все это было как-то чудно Акакию Акакиевичу. Он просто не знал, как ему быть, куда деть руки, ноги и всю фигуру свою; наконец подсел он к игравшим, смотрел в карты, засматривал тому и другому в лица и чрез несколько времени начал зевать, чувствовать, что скучно, тем более что уж давно наступило то время, в которое он, по обыкновению, ложился спать. Он хотел проститься с хозяином, но его не пустили, говоря, что непременно надо выпить в честь обновки по бокалу шампанского. Через час подали ужин, состоявший из винегрета, холодной телятины, паштета, кондитерских пирожков и шампанского. Акакия Акакиевича заставили выпить два бокала, посла которых он почувствовал, что в комнате сделалось веселее
</span>
Мой любимый герой за седьмой класс-Акакий Акакиевич Башмачкин.
Не примечательный, никчемный, жалкий, он,однако привлек моё внимание, своими двумя сущностями. Одна- офисная крыса, пресмыкающаяся пред всеми и вся, другая же - открывает нам удивительного человека, жизнь которого бывает наполнена смыслом. Ранее его смыслом жизни были бумаги,теперь стала шинель.Он отдавал ей столько энергии, как физической , так и духовной, что неудивительно, что после того, как украли шинель, он умер.
Герой очень интересен
Те що в нього були погані стосунки з сином Деві.Та те що він любив усією душею літаки и польоти.Але ця роботп була вже не для нього.
1 . ней Гришка решает стать Лжедмитрием и занять трон.
Характер отца Пимена-это образ умудрённого жизненным опытом человека,повидавшего много на своём веку.Пимен оказался в монастыре,отказавшись от бурной жизни,ему принесли покой смирение и покаяние.Став свидетелем многих событий,Пимен хочет рассказать об этом потомкам,донести правду до людей. Отцу не важно,что его имя не останется в истории,он твёрд в своих убеждениях и истина летописи главное для Пимена.Он не пишет донос,как называет это Григорий,он пишет историю,непредвзято и правдиво передавая события.Для Пимена правление царя Бориса-это грех,царь убийца и он недостоин власти,старец непреклонен в своих взглядах на страшные события.Твёрдый характер старца вызывает уважение,почтение к летописцу.
Инок Григорий-молод и горяч,он завидует старцу,его опыту и тому,что он видел в жизни,где побывал и как жил.Григорий Отрепьев считает царя могущественным,но со слов старца,злом для России.Выведав подробности о царевиче ,Григорий решает бежать из монастыря.
Тщеславие,самоуверенность ,жажда власти движет юношей,его будоражит сон,он на вершине Москвы,а падение во сне его мало заботит,как наставления Пимена-смирить свой нрав,покаяться и укротить гордыню.
Анна Ахматова и Марина Цветаева — два ярких имени в русской поэзии. Им довелось не только жить в одно и то же время — время крушения старого мира, но и быть поэтическим голосом своей сложной эпохи. Обе поэтессы начали рано писать стихи. Марина — в шесть лет, а Анна — в одиннадцать, но каждой из них выпала своя трагическая судьба, каждая искала в поэзии свой собственный путь. Цветаева познакомилась с творчеством Ахматовой в 1915 году и сразу же написала стихотворение, обращенное к ней. Цветаева долгое время сохраняла к Ахматовой восторженное отношение, о чем свидетельствуют письма и дневники Марины Ивановны. Она посвятила Анне Андреевне небольшой цикл стихов, в котором выразила свое преклонение перед ней: И я дарю тебе свой колокольный град, Ахматова! — и сердце свое в придачу. Цветаева обращается к Ахматовой на «ты», хотя между ними не было личного общения, и горделиво утверждает: Мы коронованы тем, что одну с тобой Мы землю топчем, что небо над нами — то же! Этим «мы» Цветаева старается показать, что она тоже обладает поэтическим даром и стоит рядом с прославленной поэтессой. Ахматова благосклонно принимала поклонение Цветаевой, но никогда особенно не ценила ее творчество. Цветаева же в конце жизни резко изменила свое отношение к Ахматовой, заявив, что все, написанное ею, особенно в последние годы, очень слабо. Единственная встреча двух поэтесс состоялась в Москве в июне 1941 года и, нужно думать, не привела к взаимопониманию — слишком уж различны по своим творческим устремлениям и характеру были эти женщины. Действительно, Марина Цветаева считала, что поэт должен быть погружен в себя и отстранен от реальной жизни. По собственному определению, она была «чистым лириком» и поэтому самодостаточна и эгоцентрична. Несмотря на это, эгоцентризм Цветаевой не был эгоизмом, он выражался в непохожести поэтессы на других, нетворческих людей. Именно поэтому мы часто встречаем в стихотворениях Цветаевой противопоставление «я» и «они»: Идите же! — мой голос нем, И тщетны все слова. Я знаю, что ни перед кем Не буду я права. Ахматова же, на первый взгляд, была более приближена к реальной жизни. Встав в начале творческого пути под знамя акмеизма, она стремилась в своих стихах к предметной детализации. Все звучащие и красочные подробности входили в ее стихи, наполняя их живой силой жизни: Жарко веет ветер душный, Солнце руки обожгло. Надо мною свод воздушный, Словно синее стекло. Ахматовский стих произрастал из непосредственных жизненных впечатлений, хотя эти впечатления и ограничивались, особенно в раннем творчестве, заботами и интересами «своего круга». И Ахматова, и Цветаева много писали о любви. Любовь в их творчестве предстает чувством драматическим, а порой и трагическим: Брошена! Придуманное слово – Разве я цветок или письмо? А глаза уже глядят сурово В потемневшее трюмо. У Ахматовой стихи о любви — это маленькие рассказы, не имеющие ни начала, ни конца, но все же сюжетные, как, например, «Вечером», «Сжала руки под темной вуалью…» и другие. Удивительное мастерство позволяло поэтессе с помощью одной, казалось бы, незначительной детали создать определенное настроение и передать чувства героини: Так беспомощно грудь холодела, Но шаги мои были легки. Я на правую руку надела Перчатку с левой руки. Вот она — незначительная деталь — неправильно надетая перчатка — и перед нами нарисован образ растерянной и подавленной женщины. Мы понимаем, что ее бросил любимый, и жизнь для нее вот-вот рухнет. У Цветаевой сюжетности в любовных стихах практически нет, но она тоже пишет о любви не в момент счастья, а в напряженный, драматический момент: Хоть на алтын полюби — приму! Друг равнодушный! — так странно слушать Черную полночь в чужом дому! Ахматова долгое время считалась поэтом одной темы — любовной, за что ее неоднократно упрекали. К теме России она начинает чаще обращаться уже в позднем творчестве, но эта тема, в сущности, является все той же темой любви — любви к своей стране. Цветаева несколько лет прожила в эмиграции. Ахматова никогда не уезжала надолго. Однако обе поэтессы не принимали и не понимали революцию. Ахматова стремилась в своих стихах уйти от политики в мир человеческих чувств и отношений, а Цветаева обращалась к далекому прошлому, которое она идеализировала и романтизировала. В ее творчестве слышится тоска по героическим натурам, по идеалам рыцарства, поэтому частыми образами ее произведений становятся меч, плащ и шпага. На страницах ее стихотворений мы встречаемся с яркими личностями прошлого: Казановой, Дон Жуаном, Наполеоном, Лжедмитрием и, конечно, прекрасной Мариной Мнишек. Кроме того, что Мнишек была полячкой (а Цветаева тоже имела частичку польской крови), она, безусловно, привлекала Цветаеву еще и тем, что носила ее имя. Поэтесса очень любила свое имя и видела в нем особый смысл. Как известно, Марина — это перевод на латинский язык одного из эпитетов богини любви и красоты Афродиты. «Пелагос» (по-латыни — «Марина») означает «морская».