Зімовая казка вельмі рамантычная. Яна і сумная, і радасная, белая і бліскучая. Хочаш убачыць казку? Выходзь на вуліцу! Азірніся вакол! Ці ёсць у свеце найбольш чароўная і дзіўная пара года, чым зіма ? Кожны адкажа па – рознаму. Але я адкажу: «Не!» Я вельмі люблю зіму, зімачку, зімку. Для мяне зіма – гэта бясконцая прыгажосць прыроды, найчыстае і марознае паветра, дрэвы ў беласнежных уборах, чароўныя святы Новы год і Каляды, катання на санках і каньках. У гэтым годзе снегу вельмі мала. Як шкада! Але на Каляды пайшоў шматкамі сапраўдны, пухнаты снег. Да гэтага з неба сыпаласі дробная і жорсткая крупы, ад якіх было холадна і няўтульна. Снег прыбраны і радасны, ён стварыў свята. У марозным паветры задумаўшыся апускаюцца сняжынкі. Дрэвы працягваюць ім насустрач рукі – галінкі, назбіраўшы, цяжка іх апускаюць да зямлі. Дамы ў горадзе адразу сталі урачыстымі, ім зіма насунула шапкі. З-за снегу вечар стаў святлей і безабаронным. Ліхтары на вуліцы пакрыўджана і блізарука ўтаропіліся ў прастору, снег заляпіў ім вочы – не падглядваў. А я стаяў ўвечары на плошчы, не варушачыся і атрымліваючы асалоду ад гэтай казкі. Лёгкія ўзорныя сняжынкі садзіліся на вейкі, ахутвалі ўсю вопратку, кружылі свой карагод. Зямля памылася, апранулася ў белы нарад. У мяне пад акном расце рабіна. Я гляджу на яе і адчуваю здзіўленне як яна такая стройная і далікатная можа супрацьстаяць і марозам і цяжкаму снегу, які ўпаў на яе. А здалёк, я быццам бачу не дрэва, а казачную дзяўчыну, якая надзела серабрыстае футра, завязала белую пухнатую хустку, якая на сонцы здаецца проста чароўнай – столькі гуляе на ёй фарбаў. Здаецца, калі дакранешся да рабіны, знікне казка. Я гляджу на рабіну і бачу, што дзесьці на яе далікатных галінках вісяць нахмураныя ледзяшы, на якіх гуляе сонечны зайчык. Гэтыя ледзяшы – як сумныя слёзы маёй прыгажуні. Але вось пачалі танцаваць вальс далікатныя сняжынкі з халодным ветрам. Склаліся ў загадкавую фігуру. Што гэта ? Я гляджу, гляджу … Вядома ж, гэта да маёй прыгажуні – рабінкі скача прынц на белым кане.
Вось такая ў мяне зімовая казка. Я ведаючы, што ў свеце яшчэ ёсць шмат цудаў, якія дораць радасць і асалоду. Але заўсёды мяне будзе хваляваць прыгажосць зімы, і назаўжды запомніцца маярабінка – снягурка.
<span>Предпочитаю первоисточник:
"...Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.
Раз в начале осени Кирила Петрович собирался в отъезжее поле....
Он расхаживал по псарне, окруженный своими гостями и сопровождаемый Тимошкой и главными псарями; останавливался пред некоторыми конурами, то расспрашивая о здоровии больных, то делая замечания более или менее строгие и справедливые, то подзывая к себе знакомых собак и ласково с ними разговаривая. Гости почитали обязанностию восхищаться псарнею Кирила Петровича. Один Дубровский молчал и хмурился. Он был горячий охотник. Его состояние позволяло ему держать только двух гончих и одну свору борзых; он не мог удержаться от некоторой зависти при виде сего великолепного заведения. «Что же ты хмуришься, брат, — спросил его Кирила Петрович, — или псарня моя тебе не нравится?» — «Нет, — отвечал он сурово, — псарня чудная, вряд людям вашим житье такое ж, как вашим собакам». Один из псарей обиделся. «Мы на свое житье, — сказал он, — благодаря бога и барина не жалуемся, а что правда, то правда, иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку. Ему было б и сытнее и теплее». Кирила Петрович громко засмеялся при дерзком замечании своего холопа, а гости вослед за ним захохотали, хотя и чувствовали, что шутка псаря могла отнестися и к ним. Дубровский побледнел и не сказал ни слова. В сие время поднесли в лукошке Кирилу Петровичу новорожденных щенят; он занялся ими, выбрал себе двух, прочих велел утопить. Между тем Андрей Гаврилович скрылся, и никто того не заметил.
Возвратясь с гостями со псарного двора, Кирила Петрович сел ужинать и тогда только, не видя Дубровского, хватился о нем. Люди отвечали, что Андрей Гаврилович уехал домой. Троекуров велел тотчас его догнать и воротить непременно. Отроду не выезжал он на охоту без Дубровского, опытного и тонкого ценителя псовых достоинств и безошибочного решителя всевозможных охотничьих споров. Слуга, поскакавший за ним, воротился, как еще сидели за столом, и доложил своему господину, что, дескать, Андрей Гаврилович не послушался и не хотел воротиться. Кирила Петрович, по обыкновению своему разгоряченный наливками, осердился и вторично послал того же слугу сказать Андрею Гавриловичу, что если он тотчас же не приедет ночевать в Покровское, то он, Троекуров, с ним навеки рассорится. Слуга снова поскакал, Кирила Петрович встал из-за стола, отпустил гостей и отправился спать.
На другой день первый вопрос его был: здесь ли Андрей Гаврилович? Вместо ответа ему подали письмо, сложенное треугольником; Кирила Петрович приказал своему писарю читать его вслух и услышал следующее:
«Государь мой премилостивый,
Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю, потому что я не шут, а старинный дворянин. За сим остаюсь покорным ко услугам
Андрей Дубровский».
По нынешним понятиям об этикете письмо сие было бы весьма неприличным, но оно рассердило Кирила Петровича не странным слогом и расположением, но только своею сущностью: «Как, — загремел Троекуров, вскочив с постели босой, — высылать к ему моих людей с повинной, он волен их миловать, наказывать! да что он в самом деле задумал; да знает ли он, с кем связывается? Вот я ж его... Наплачется он у меня, узнает, каково идти на Троекурова!» </span>
Прежде всего сопоставим двух героев рассказа, вдумаемся в их фамилии: Жилин – потому что он сумел выжить, прижиться, вжиться в чужую и чуждую для него жизнь, Костылин – словно на костылях, подпорках. Но обратите внимание: на самом деле пленник у Толстого один, о чем красноречиво говорит нам название, а ведь в повести два героя. Жилин сумел убежать из плена, а Костылин остался не только и не столько в татарском плену, сколько в плену своей слабости, своего эгоизма.
<span>Вспомним, каким беспомощным, каким слабым физически оказывается Костылин, как он надеется только на выкуп, который пришлет его мать.
</span>
Именно эту мысль прежде всего хочет донести до детей – читателей рассказа – автор.
Второй герой – Костылин – находится в двойном плену, о чем мы говорили выше. Писатель, рисуя данный образ, как бы говорит, что не выбравшись из внутреннего плена, нельзя выбраться и из плена внешнего.
Но Л. Н. Толстой – художник и человек – хотел, чтобы Костылин вызывал у маленького читателя не гнев и презрение, а жалость и сострадание. Аналогичные чувства испытывает к нему и автор, который видит каждого человека человеком, а главный путь изменения жизни – в самосовершенствовании, а не в революциях. Так в данном рассказе для детей утверждаются любимые мысли Толстого, проявляются его знание психологии человека и умение изобразить внутренний мир, переживание, умение ярко и просто нарисовать портрет героя, пейзаж, обстановку, в которой живут герои.